Культурный слойЗабельская М. Культурный слой Будмайстер 2003 №15 C. 14-15 Круглый стол под многозначительным названием «Культурный слой», продолжил в виде дискуссии тему восприятия архитектуры и интерьера как искусства и части культуры, затронутую Константином Бондаренко. Участие в дискуссии и обсуждении современных особенностей архитектуры и культуры в целом приняли: Дмитрий Харитонов, телепродюсер; Ирина Данилевская, главный редактор журнала «L*Officcel»; Константин Бондаренко, профессор и архитектор; Елена Олейник, главный редактор журнала «Архитектура и престиж»; Вадим Жежерин, заслуженный архитектор Украины и председатель жюри конкурса; Юрий Макаров, журналист и телеведущий. Дмитрий Харитонов: — Интерьер, архитектура - это то, что окружает нас фактически 24 часа в сутки. Интерьер квартиры, дома, кафе, машины, в конце концов, зависит от того, хотим мы проводить там время или нет, хотим оттуда поскорее убежать или наоборот, раствориться и не покидать его. Посмотрите, какой на удивление популярной стала программа «Квартирный вопрос». Мечта каждого канала сделать интересную программу о строительстве, архитектуре, дизайне, но оказалось - это невероятно сложно. Немного юмора: Коммерсант в ресторане обращается к официантке: - Принесите мне яичницу, зажаренную до черноты, картофель "фри" - до крепости бетона, чашку жидкого вонючего кофе, а потом садитесь напротив и начинайте читать нотации - у меня ностальгия по первой жене... Ирина Данилевская: — Мы живем в мире, где все меняется и эстетически, и социально, и материально. Материальные вещи и бизнес подталкивают нас к изменениям. Слушая лекцию Константина, я думала, как вас бедных жалко и как вам бедным сложно. Хочется создавать на века, а вынуждены все время прислушиваться к новым модным капризам. Дизайнерам одежды в этом отношении проще. Я хочу задать несколько вопросов. С одной стороны, как быть, если постоянно появляются новью технологии, новые разработки и необходимо все менять? Это нужно потому, что появляются все новые и новые деньги, и каждый раз приходится убеждать своих клиентов и партнеров, что в интерьере все нужно обновлять. С другой стороны, как быть с тем, что архитектура - это нечто более вечное, чем одежда, и создается на более продолжительное время? Константин Бондаренко: — Архитектура - это вечная вещь. Как правило, мы, дизайнеры, занимаемся общественным интерьером. Понятно - любой общественный интерьер: ресторан, клуб или что-то другое через три года необходимо либо радикально менять либо... Вот тут и возникает «либо». Из опыта харьковской архитектуры: есть прекрасное заведение, оно называется «Оскар». Кто только из харьковских архитекторов и дизайнеров его не строил. Каждый год, в августе месяце, заведение закрывается на один месяц, и кто-то из дизайнеров переделывают одну или две части. Он построен так, как я люблю -фрагментарно. Это не связное цельное пространство, это абсолютно разношерстый набор отдельных элементов. Его легко представить, если во время строительной выставки на спортивной арене подняться на трибуны и посмотреть вниз. То есть, изначально подобный объект предрасположен ко всем изменениям: он живет на самом деле. И тут вопрос в нашей внутренней этике, как мы относимся к работе своих предшественников. Наплевательски содрали все со стены или подыграли им - это уже вопрос профессиональной этики. Подобный ход существует и в квартире. Никогда не было такого, чтобы сегодня хозяину, а чаще хозяйке, передали ключи, зашли через два месяца - и все стоит на своих местах. В действительности все объекты живут вместе с нами. К этому надо относиться спокойно. Наша работа, как одноразовая посуда, рассчитана на три года. Вот как на три года рассчитаны «Коныки». В следующем году будет три года - все, пора всю бодягу ломать и делать нечто принципиально новое. Вадим Жежерин: — Смысл искусства, наверное, в иллюзии того, что можно что-то увидеть. Смотришь на какие-то странные дома в городе, и домысливаешь себе нечто, даже не обязательно связанное с архитектурными формами. Это профессионализм придумывать какую-то форму. С этого все, собственно, и начинается. И самое любопытное, когда сценарий интересен и начинаешь его разыгрывать, вот тогда, собственно говоря, и получается в архитектуре что-то. Мы в какой-то момент привыкаем к проекту, но зато потом, вдруг до кого-то доходит: - «Ты знаешь, эта штучка на что-то похожа». Оп-па! Это очень интересный момент, это и есть творческий внутренний импульс. Наверное, в интерьере это главное. Немного юмора: Два пьяных сцепились в драке. Один из них, занеся над головой пустую бутылку, говорит: — Еще одно слово — и я эту бутылку разобью на твоей голове! — Вот напугал! Бей! Мне твоей бутылки не жалко, расточитель несчастный!.. Константин Бондаренко: — Тезис, с которым я никогда категорически не соглашусь, прежде всего, относится к модернистской культуре. У автора есть образное видение, у автора есть, безусловно, какой-то изначальный посыл, будь то скалы Нового Света или что-то еще. Но дальше что? Поймут это или не поймут? Если поймут - то хорошо. А если не поймут - то тоже ничего страшного нет, поскольку это мир автора. Вот для меня такого быть не может изначально. Человек должен в любом произведении увидеть что-то для себя понятное, знакомое и принятое. Почему, допустим, мы иногда обращаемся к украинской культуре или к элементам украинской культуры? Должен появиться элемент, который человека заинтересует, который будет ему понятен, т.е. первая ступенька - с чего надо начать. Пусть не обязательно это будет совпадать с концепцией автора. Более того, я еще раз повторю, что чем больше прочтений, тем содержательнее и богаче объект. В нашем произведении зритель должен увидеть что-то свое, ему понятное, а дальше уже потянется цепочка. Вадим Жежерин: — Действительно, в каждом произведении можно увидеть что-то свое, если оно по-настоящему хорошее - это факт. Но это что-то глубинное, маленький-маленький камешек, маленькое зернышко, которое у тебя было где-то в начале, очень трудно уловить в челом. Дальше возникают концепции, развиваются боль-иже темы и появляется масса всяких направлений, которые люди непременно должны увидеть. Но вот когда человек видит это совсем махонькое зернышко, с которого все как бы началось, вот это удивительно. Уже ты и сам иногда уходишь от него все дальше и дальше, но где-то все же в тебе сидит маленькая искорка, с которой все началось. И вдруг кто-то это видит. Это очень приятно. Я вовсе не хотел сказать, что ты дурак, и не увидел. Наоборот-может я дурак, и не донес, то есть ,не способен был донести. Вот это бывает жалко и обидно. Это тоже важно. Константин Бондаренко: - Тезис! - Архитектор, суть дизайнер-это вообще по принципу не художник. Для художника, наверное, самым важным является самовыражение. А что является главным с точки зрения нашей профессии? Архитектор - это провокатор. Вот я спровоцировал Вадима Жежерина еще раз выступить. На деле мы вкладываем свой интеллект не в то содержание, которое, наверное, нам бы хотелось. Вообще нас мало кто может понять; нас может понять только коллега, и то, если коллега понял, то он точно не архитектор. Потому, что у архитекторов общего мнения быть не может. Основная задача - это провоцировать зрителя разного рода ассоциациями и сюжетами. Для этого, пожалуй (здесь я опять говорю о себе, о вульгарного рода дизайне), лучше всего выступать в вульгарном жанре, к примеру, в детективе. Лучше всего буквально на первых строках высказать собственную позицию относительно культуры общения. К примеру, написать строки, что я не приемлю Слобожанщини, подразумевая суржик, а потом в процессе создания самой книги этим суржиком пользоваться, причем пользоваться не вкладывая в слова героя, а пользоваться, вкладывая в слова автора. Свежий анекдот: Муж неожиданно возвращается домой. Жена прячет любовника под кровать. Муж раздевается и ложится спать. Уже засыпая, слышит, как под коватью кто-то ворочается. - Шарик, это ты? - сонно спрашивает муж и опускает руку на пол. - Я, - говорит "Шарик" и предано лижет его руку. Ирина Данилевская: - По поводу провокации. Очень удачный, конечно, тезис - гениальный. Где, как не в Харькове, в совершенно интернациональном, промышленно-урбанистическом городе и вдруг провокация. Скажите, пожалуйста, Константин, как реагирует народ? Константин Бондаренко: - Положительно. У нас недавно было предложение сделать аналогичный объект в Запорожье. Вот там мы, пожалуй, будем развивать новую тему. Потому, что для Запорожья, казачество - это святое, а над святым ругаться не следует. А Харьков - да, здесь это можно понять. Мы все равно лучше, чем Киев. Это первая столица. И столица не чего-нибудь, а Украины. Я как-то говорил о том, что наше искусство вульгарно. А раз вульгарно, то оно хотя бы в посыле должно быть понятно массам. Ну, если бы мы сделали «Коныки» на тему ацтеков или инков - ну кто бы так сильно веселился? А Котляревский - это же наше, родное. В конце концов, такое «травести», как он в свое время сделал, сделали с ним. Юрий Макаров: —У меня есть ощущение, что каждое время себя воспринимает как «первое время». Я хотел сказать, что ситуация с цитированием на самом деле - забытое старое, это совершенно не уникальное явление как в культуре, так и архитектуре. Уж архитекторы точно знают, сколько раз в истории переосмысливались старые стили, старые эстетики, старые контексты. Я вдруг стал думать, а что, собственно, в этом уникального? Возьмите светоча русской культуры Александра Сергеевича - сплошной постмодерн. Это цитирование, как открытое и до сих пор читаемое нами, так и абсолютно закрытые тексты. Достаточно почитать, чтобы понять, что образчик самого искреннего, самого непосредственного изъявления своих чувств - письмо Татьяны к Онегину на самом деле состоит полностью, от начала и до конца, из штампов массовой литературы начала XVIII столетия, это показывает каждая, непосредственно взятая строчка. И современникам все было понятно. Что касается этой темы, согласен, цитирование - это черта постмодернизма. И вторая его черта - это ироническое осмысление. Извините, но у Александра Сергеевича этой иронии было в достатке. Считается, что пластические искусства, тем более, фигуральные, содержат в себе меньше иронии. Но с этим можно поспорить. Я уже не говорю о скульптуре или керамике, которая позволяет ощутить стереоскопию. Так вот у Александра Сергеевича все, что он производит - это сплошная переоценка. Следовательно, то, чем искусство конца XX века (не столько искусство, сколько его носители) пытается поднять себя на трибуну и обнаружить свою уникальность -на самом деле уже было. Посмеемся: У англичанина спросили, какую бы он хотел иметь жену: - Чтобы это была настоящая леди. У француза: - Чтобы была веселой и со стройной фигурой. У американца: - Чтобы ростом была мне до пояса и чтобы голова квадратная. - Ну, чтобы ростом до пояса, это мы еще понять можем, но зачем голова квадратная?! - А это чтобы удобнее было на нее бутылки ставить. Эта перемены стали утомительны. Раньше было больше ограничений в СНиП, материалах, а теперь больше свободы. И это заметно. Человеческая психика не успевает за нынешними темпами смены стилей. Не стоит брать на себя непосильный груз новых смыслов и новых стилей. Константин Бондаренко: — Смотрите, у архитектуры, если именовать ее искусством, есть в отличие от других искусств, одно принципиальное качество: она не обладает избирательностью. Вот уважаемый писатель повторил действительно расхожее мнение об архитектуре: «Я иду по улице, и я это вижу». Если не нравится кино - я его не пойду смотреть, не нравится музыка - я ее не буду слушать, не нравится телеканал - я переключу на другой. С архитектурой так поступить нельзя. Она лишена избирательности, мы вынуждены ее «есть», такой, какой она существует. И тут действительно важным моментом становится профессиональная этика по отношению к потребителям. То же самое можно сказать и о жилье, оно так же лишено избирательности. Никогда не любил и не буду, пожалуй, проектировать жилье - там действительно надо нести ответственность. Я нарисовал и ушел, а людям надо здесь жить. А в общественном интерьере качество избирательности присутствует изначально - не нравится это заведение - не ходите, не смотрите, есть другие заведения. В силу этого свободу, которую мы все время требовали на кухне за «рюмкой чая», мы в интерьере действительно получаем. Она может быть ограничена запросами заказчика или его финансами, но на самом деле определяющим является, для меня, по крайней мере, вкус толпы. Юрий Макаров: — Что касается архитектуры, то можно ходить не по одному кварталу, а по другому, и не ходить по тем улицам, которые не нравятся. Хочу рассказать одну историю, как замечательный анекдот. Один человек, коренной москвич, зная о том, что на Кремле звезды, не захотел их видеть. И поэтому проходя мимо Кремля, он так кадрировал свой взгляд, чтобы не видеть звезд, они не существовали для него. Потом он уехал в Вену преподавать, и когда вернулся после некоторого перерыва в Москву, потерял бдительность и расслабился. Посмотрел вверх и был очень удивлен, что оказывается, над Кремлем до сих пор красные звезды. Но потом он опять овладел собой и с тех пор звезд не видел. Так что вопрос избирательности - это управляемый вопрос. Елена Олейник: — В Киеве та же самая история с архитектурой, особенно после реконструкции Софийской площади и Майдана Незалежности. Я их стараюсь, по возможности, обходить стороной. С вашего позволения, напомню о Леонардо да Винчи. Он всю жизнь проектировал и ничего не построил. То есть, это по-нашему, по-советски. И мне так понравились все эти параллели, неожиданные повороты, воспринимающиеся сейчас с юмором и в литературе и в архитектуре. Мне просто хотелось показать, что на самом деле вся культура, представителями которой мы являемся, может быть частью единого поля, о котором мечтал Эйнштейн. Он же не создавал теорию относительности, он создавал теорию поля, и всю жизнь считал себя неудачником, так ее и не создав. А мы, может быть, к ней приближаемся, совмещая математику, музыку, литературу и архитектуру и, может, наконец, дойдем до понимания смысла. |
|
|
|
